Вот уж действительно не знаешь, чем слово наше отзовется! В «Рассвете» за 30 июня вышел материал «Сотня Василия Гамалия: знать поименно!». Из интервью с Евгением Примаковым (журналист-международник, автор и ведущий программы «Международное обозрение» на канале «Россия-24») читатели узнали о беспрецедентном историческом факте — в 1916 году казаки совершили уникальный и малоизвестный рейд на Багдад. Это была сотня первого Уманского полка под командованием сотника Василия Гамалия.
Уманский полк формировался, конечно, из казаков Уманского куреня — территория станицы Уманской, нынче она называется — Ленинградской. И это вроде бы далеко от Успенского района… Но после революции 1917 года семьи разметало по городам и весям необъятной России. На Кубани тогда очень жестко пресекались какие-либо попытки сохранить память о казачестве, в кругу родных и близких боялись даже упоминать о них и детям рассказывать, что отцы и деды были из казаков. Уничтожали фото и другие фактические свидетельства принадлежности к казачеству, а некоторые рода были истреблены, что называется под корень.
Неожиданный поворот сюжета
Однако, публикуя интервью о сотне кубанских казаков, из состава которой установлены имена и фамилии пока только 30 человек, очень надеялась: а вдруг в нашем Успенском районе проживают потомки героев, знающие или слышавшие об этом рейде. И вот, пожалуйста, случился, если брать во внимание готовящийся художественный фильм «Сотня», неожиданный поворот сюжета! А обеспечит его не рассказ откликнувшихся родственников уманских казаков, слышавших что-то от прадедов о бесстрашной георгиевской сотне Василия Гамалия, а история, которую рассказал мне внук крещеного перса Гасана Маштабдулова, проживающий на хуторе Западном, Анатолий Барсуков!
Да-да, возвращаясь назад из похода, кубанцы не только не потеряли ни одного из своей сотни, но и в составе «казачьего спецназа» было три новобранца — перс Гасан Маштабдулов и два турка — Мамут Гасанов и Василий (имя такое получил в честь сотника — Василия Гамалия — прим. автора) Магмут. Парни они были взрослые: Гасану — почти 18 лет, остальные — чуть даже старше. В результате междоусобной войны, что тогда шла на всей территории Османской империи, молодые багдадцы попали в плен к курдам… Однако, стоявшие лагерем недалеко казаки смогли договориться со старейшинами племени и забрали всех троих с собой. Когда был разбит следующий лагерь казаков — у британских разъездов недалеко от Багдада, перса и турков отпустили, чтобы вернулись к семьям…
Только все трое, запятнанные, как считалось по их обычаям, позором плена, смыть который можно было только кровью врага, в Багдад, к родным не ушли и приняли решение примкнуть к сотне. Всякое было во время обратного перехода, ведь возвращались казаки через взбудораженные турецкие тылы, где на них вовсю шла охота. И кстати, курды, которые по договоренности отдали уманцам трех пленных, в какой-то момент решились все-таки вернуть «свое», ведь, например, тот же Гасан Маштабдулов знал английский язык и очень годился племени на различных переговорах с англичанами. Во время одной из таких попыток, отстреливаясь от курдов на скаку, перс Гасан был ранен в ногу… Но казаки уходили все дальше вместе с новобранцами, хорошо знающими эти места, по горным хребтам, по нехоженым тропам, избегая перевалов и ущелий. И уже по территории Российской империи, так было угодно судьбе, дорога домой у сотни лежала именно через холмы и возвышенности Ставропольского плато, вдоль известной им узкоколейки «Туапсинки», по которой казачий царский конвой (еще одно особое подразделение конных войск) обычно сопровождал путешествующую на воды и источники царскую семью. В Армавире у атамана отдела решено было почему-то новобранцев сотни оставить. Скорее всего, это было связано с тем, что свободных земель в уманском курене не нашлось бы, а вот казаки из станицы Убеженской могли предоставить и работу, и клочок земли для проживания.
«Крестись, персюк!..»
Зажиточный казак из станицы Убеженской Мануйлов, отметив собранность и серьезность Гасана, предложил персу работу на своем подворье, причем сразу предоставил ему и небольшой домик для жилья. Вечерами они частенько засиживались вдвоем у Гасана, и тот рассказывал на быстро освоенном русском языке о том, как очутился в сотне. Но о своей семье, которая осталась в Багдаде, молодой перс не говорил ни слова… Статный, чернявый, с выправкой воина, Гасан не отличался умением работать в поле, пасти скот тоже учился на ходу, но работы не чурался, загружал себя ею до изнеможения. Девчата станичные начали на него заглядываться, тем более, что с зажиточным Мануйловым они сдружились, общались на равных, как приятели.
Уже после революции, в 1922 году, Гасан Багабович, как уважительно называли 24-летнего перса в станице, решил жениться. В семье Рязанцевых, что приехала на Кубань из деревушки в центральной России, было две дочери, старшая Гасану и приглянулась. К тому времени он, выросший в Багдаде, а потому и знающий хорошо ремесло, около молотилки Мануйловых открыл небольшой цех по изготовлению кирпичей, наладил даже их обжиг в печи. Но старшая из дочерей Рязанцевых отвергла иноверца, вручив сватам тыкву. А те, не растерявшись, решили просить согласия родителей на замужество младшей — Натальи Владимировны, которой было только 17 лет. Отец сестер, почти не сомневаясь в ее отказе, спросил дочку — пойдет ли она, Наталья, за Гасана Багабовича замуж. И та, засияв глазами, потупившись, скромно… согласилась. Слово отца — закон в казачьих семьях, поэтому, опешив, Владимир Рязанцев вдруг нашел, как ему казалось, следующее непреодолимое препятствие для Гасана: «Крестись, персюк, тогда отдам Наталью за тебя!».
Крестным у Гасана Маштабдулова стал казак Мануйлов. И, как ответственный за крестника, сразу подарил молодой семье хату побольше, отмерил землю, как раз там, где у Гасана выстроен был цех по производству кирпича и сложена печь для обжига. Ей — 17, ему — 24. Молодая семья дружно взялась за обустройство нового дома, двора. Они любили друг друга и уважали, за 11 лет совместной жизни, до страшного 1933 года, Наталья родила пятерых детей, из которых, к сожалению, практически во младенчестве умерли четверо. Пятый — сынок Николай — 1929 года рождения, единственный перерос критическую черту и радовал Наталью и Гасана — долгожданный наследник здоровьем не был обижен и очень походил на отца — практически одно лицо.
До Багдада — рукой подать, но Кубань теперь — родина…
Как-то вечером к Гасану, который, кстати, в гражданскую служил в Красной Армии и даже успел поучаствовать в сражениях с махновцами, пока шашкой ему не перебили сухожилия на правой руке, пришел его сослуживец из ОГПУ. На дворе стоял 1933 год, в казачьи станицы, осиротевшие сынами и братьями, обескровленные непримиримой враждой даже среди родных и близких из одного куреня, подбирался голод и красный террор. Он сказал другу, чтобы Маштабдулов цех свой закрывал, и печь разрушил, чтобы пытался найти иную работу для обеспечения семьи. И еще он добавил, что комиссары не посмотрят теперь даже на награды Гасана, которые ему не долго, но справно служившему в Армавирском ОГПУ, были вручены за борьбу с бандитизмом.
И «персидский казак» через время, страшно уже мучаясь от голода, но всю еду отдавая жене и маленькому сыну, практически в полуобморочном состоянии, оставив семью на родителей супруги, добравшись пешком до железнодорожной станции Коноково, забрался в паровоз. Стоянки поезда практически не было. Вернувшись с вокзала, машинист подбросил угля в топку и тут увидел лежащего на полу Гасана, а состав уже набирал ход…
Машинист даже обрадовался Гасану: сменщика у него не было, поэтому, дав еды и чуть времени на отдых, он уже доверил новому напарнику топку. Состав шел в Азербайджан. Там Гасан обосновался в Садаракском районе —
это крайняя западная точка Азербайджана, совсем недалеко от границы с бывшей Персией. Уклад восточного населенного пункта ему был знаком с детства, поэтому он легко нашел работу и жилье, а сам все время думал о жене и сыне. Когда закрепился на новом месте, то с машинистом состава, отправлявшимся на Кубань через станцию Коноково, в том числе, передал весточку своим, написав, чтобы ехали к нему. В те месяцы, что ждал их, частенько выезжал за околицу поселка и смотрел в сторону Багдада.
Вот она — граница, а за ней — родной город, его большая семья, члены которой, скорее всего, уже давно похоронили Гасана. Он вспоминал детство, отца и мать, своих братьев и сестер, вспоминал и то, как отец погиб в одной из стычек с курдами. Мать по обычаям тех мест сразу была выдана замуж за младшего брата своего мужа. Так почти в 12 лет Гасан стал сиротой, сам был вынужден идти на рынок работать, чтобы помогать многочисленным и новым братьям и сестрам. Он в Багдаде торговал водой, пряниками, одновременно учился делать кирпичи и обжигать их…
Часами всадник на лошади смотрел вдаль за холмы. Как-то, приняв важное решение для себя, он достал из вещмешка документы о наградах и, порвав их, развеял по ветру… Тут же пустил коня в галоп, но вдруг резко остановился и вернулся назад. Сердце Гасана ныло и тяжело стучало в груди… И все же он так и не смог пересечь границу тогда, чтобы вернуться в Багдад, который так притягивал его. Кубань стала его настоящей родиной; там были его любимые супруга и сын, которые, он чувствовал, спешат к нему, и которых он спасет от голода и истребления.
Наталья с сынишкой приехали где-то в середине 1934 года. Радости не было предела! А домой в Убеженскую они вернулись втроем уже в 1936 году. Здесь все более или менее утряслось, но от ремесла Гасана ничего не осталось, вместе с женой они устроились в колхозе станицы. А в 1938 году Наталья родила тройню — девочки были очень похожи на маму. К сожалению, только одной из сестер удалось потом выжить — Ольге. Она и стала затем мамой Анатолия Барсукова. Да, из восьми детей Натальи и Гасана повзрослели лишь двое.
Внук и правнуки перса — казаки
Гасан Маштабдулов — труженик и благородный человек. Он не был призван на фронт в годы Великой Отечественной из-за практически не действовавшей правой руки. Но здесь, в станице, (а во время оккупации угнав колхозный скот на Ставропольское плато), как всегда, трудился не покладая рук вместе с супругой, помогавшими по мере сил станичными казачатами, оставшимися дома стариками и женщинами. После войны пас коров, а когда из станицы переехали в Коноково, возил молоко на завод, работал скотником, даже строил Дворец культуры «Юбилей». Кстати, его до сих пор вспоминают в Коноково добрым словом, как и супругу Наталью. Его первый внук Анатолий — сын Ольги Гасановны — рос у дедушки и бабушки до 15 лет и носил до этого времени фамилию Маштабдулов. Ему-то персюк Гасан и рассказывал о себе, о том, как с кубанскими казаками очутился здесь, в России. Гасан писал на арабском, а вот на русском только говорил, и то — с акцентом, зато внуку, когда тот учился в школе, помогал делать задания по английскому языку.
Толика в 15 лет на Украину забрал отец и записал на свою фамилию — Барсуков. Внук, отслужив в армии, приехал к деду с бабушкой, потому что знал — Кубань и есть его отчий дом. Они дружно жили и работали, но решили все-таки вернуться в станицу. Однако, не смогли купить дом с большим земельным участком в Убеженской, присмотрели надел на хуторе Западном. Пенсию себе старики Маштабдуловы в колхозе не заработали, поэтому кормились с огорода — выращивая все, что нужно, держали хозяйство, растили внука, помогали сыну и дочке.
Из всех праздников советских времен Гасан Маштабдулов больше всего любил и отмечал всегда Первомай! На маевку с Западного с внуком, заготовившись провиантом, приходил на поляну в «Лесную сказку»: встречался с коноковцами, со станичниками, вспоминали они военные и послевоенные годы, — праздновали дружно и весело.
…Умер Гасан Багабович в возрасте 80 лет, в 1982 году. Похоронен на кладбище хутора Западного. Дожил он до трех правнуков — у Анатолия с 1977 по 1980 годы родились трое сыновей. Младший, Петр, очень похож на прадеда перса, но по фамилии, конечно, он — Барсуков.
И.СВЕРДЛЮКОВСКАЯ.
Фото из архива Анатолия Барсукова.